СПАДЩИНА НАШИХ ПОПЕРЕДНИКІВ

Академик АМН, чл.-кор. НАН Украины,
заслуженный деятель науки И.М. Трахтенберг

ЛАЗАРЕВСКИЕ ЧТЕНИЯ — ДАНЬ ПАМЯТИ ЗАМЕЧАТЕЛЬНОГО ТОКСИКОЛОГА1

"Память — это история"
Ф. Бэкон

Именно так, как это сказано в приведенном эпиграфе, и еще с чувством признательности и одобрения следует расценить решение санкт-петербургских коллег о ежегодном проведении Лазаревских чтений. Действительно, наш святой долг — помнить о своих учителях и предшественниках. И не только помнить, но и вспоминать, переносить их образы, впечатления, эпизоды, штрихи, сохранившиеся в памяти, на страницы публикаций. Один из любимых писателей совсем недавнего прошлого Константин Паустовский точно подметил: мы любим вспоминать потому, что на отдалении яснее становится содержание минувшего. Добавим — и содержание того общения, которое подарило нам минувшее, с яркими неповторимыми личностями. Им нет и не может быть адекватной замены. В своем вводном очерке в книге, посвященной Николаю Васильевичу Лазареву и названной в его стиле четко и лаконично "Очерки жизни и деятельности" (1993 г.), Л.С. Салямон рассказывает о беседе с Учителем: "—Заменимых не бывает! Кто это выдумал, что "незаменимых людей нет"? — Николай Васильевич пожал плечами… — Наоборот! Заменимых не бывает. Можно заменить (заместить) должность, но не человека. Никто, никогда, никого заменить не может…". Прочитав у Салямона это место, вспомнил, что подобную мысль высказал Николай Васильевич и в одной из моих с ним бесед. А диалогов во время его приездов в Киев у нас было много, в том числе и о Киеве его прежних лет.

Киевские годы

Мне было особенно интересно узнать о тех далеких двадцатых годах, когда он учился в киевской alma mater — медицинском институте (ныне — медицинском университете). Помню его рассказ о том, как, еще будучи после пребывания в Первой конной армии в Екатеринославе (ныне Днепропетровске) и получив разрешение продолжать медицинское образование, он стремился попасть в Киев. Интересна такая деталь. Принимая участие в работе студенческого научного общества, он познакомился там же в Екатеринославском университете с будущим известным ученым, тогда еще студентом, увлекающимся анатомией, Львом Шабадом. Об этом они при мне вспоминали много лет спустя, когда после заседания Всесоюзного съезда гигиенистов, состоявшегося в Ленинграде, мы вместе возвращались поздно вечером домой. Позже Николай Васильевич поведал, что уже тогда в первые студенческие годы, знакомясь с научными публикациями по патологической физиологии и микробиологии, он заинтересовался их автором киевским исследователем А.А. Кронтовским, что и зародило у него мысль попасть в будущем именно в лабораторию этого профессора. Весной 1922 года он совершает экзотическую, на паровозе, поездку в Киев и в течение летних месяцев успешно сдает экзамены за 1-й и 2-й курсы лечебного факультета Киевского мединститута. Николай Васильевич добрым словом вспоминал своих тогдашних преподавателей, свое активное участие в студенческом научном кружке, руководимым тем же Алексеем Антониновичем Кронтовским. Собирались у него студенты в Институте бактериологии на бывшей Батыевой горе (сейчас это Институт эпидемиологии и инфекционных болезней), где работал и жил профессор, взявший на себя опеку над новым кружковцем. Он же помог ему с жильем, что позволило студенту Лазареву забрать в Киев из Екатеринбурга свою молодую жену, учащуюся мединститута Анну Матвееву. Обоим пришлось совмещать учебу с работой, о которой Николай Васильевич рассказал мне скупо, видимо, нелегкими были обязанности, позволяющие заработать на жизнь. Когда я слушал этот рассказ седовласого, одетого в строгую темную форму Военно-морской академии с медицинскими полковничьими погонами на плечах, Николая Васильевича, а он всегда выглядел по-профессорски аристократичным, трудно было себе представить тот давний его прозаический облик и рабочие будни, которые ему пришлось преодолевать. Будущий ученый-медик в тогдашние киевские годы одновременно с посещением занятий в институте, началом курации больных в терапевтической и хирургической клиниках на бульваре Шевченко, 17, работал в студенческой бригаде артели, занимавшейся очисткой города. Члены бригады должны были выгребать в черте города места захоронения павших лошадей и домашних животных, вывозить разные бытовые отходы за город — санитарное состояние Киева в ту пору после событий гражданской войны было крайне неблагополучным.

А как складывался киевский период в последующем? Молодые Николай Васильевич и Анна Парфеньевна с разрывом в один год, он — в 1925, она — в 1926 заканчивают институт и работают в лаборатории Кронтовского, который к тому времени возглавил вновь организованную в то время лабораторию экспериментальной биологии на базе Рентгенорадиологического института. Здесь они участвуют (Анна Парфеньевна на правах экстерна) в экспериментальных исследованиях, проводят опыты на изолированных органах теплокровных животных, изучают свойства новообразований методом клеточных культур. Результаты этих первых исследований, в которых участвовала чета Лазаревых, были доложены на медицинских научных форумах в Харькове и даже в Москве. А осенью 1928 года Николай Васильевич и Анна Парфеньевна переехали в Ленинград. Обо всем этом, связанном с их пребыванием в Киеве в начале научного творческого пути, я узнал от Николая Васильевича в период его последующих приездов в Киев, который он посещал, будучи уже известным и почитаемым ученым. Разрыв в этих двух киевских периодах велик — более 25 лет. Расскажу более подробно о наиболее памятном, личном и даже доверительном, что связано у меня с этим светлым именем — "Николай Лазарев" — с его яркой личностью, блистательным научным талантом, творческими с ним контактами, взаимным дружеским расположением, незабываемыми впечатлениями от общения.

Штрихи научного творчества

Но прежде поделюсь с читателем информацией о том, что о Николае Васильевиче это уже не первые мои письменные заметки. Равно как и не первые слова в память о нем, сказанные в ряде выступлений и докладов на научных и общественных форумах. Упомяну только некоторые из них, в которых касался его научного наследия, оригинальных идей и концепций. Это научная конференция, состоявшаяся в Институте фармакологии и токсикологии Академии медицинских наук Украины, посвященная 100-летию со дня рождения А.И. Черкеса, последние несколько съездов гигиенистов Украины, 1-й научный съезд Украинского общества токсикологов, учрежденного четыре года тому назад, съезд фармакологов Украины, состоявшийся в Днепропетровске в 2001 году, Конгресс по биоэтике, состоявшийся в Киеве осенью того же года. Писал я в своих книгах, в том числе "Очерках токсикологии", вышедших в 2000 году, о роли профессора Лазарева как одного из основоположников отечественной токсикологии, о его научных контактах с представителями школы украинских гигиенистов, профпатологов, экспериментаторов-токсикологов. В своих мемуарных очерках, вошедших в книгу "Запоздалые заметки", я писал и о его почитаемом коллеге, видном украинском фармакологе и токсикологе Александре Ильиче Черкесе, с которым Николай Васильевич поддерживал научные и личные, весьма дружественные отношения. Позволю себе привести из упомянутой книги следующее место: "Пользовался Александр Ильич большим уважением своих коллег из других городов, прежде всего, Харькова, где он многие годы работал до переезда в Киев, а также Москвы и Ленинграда. Помню, и убеждался в этом воочию, как высоко оценивали его заслуги в развитии отечественной фармакологии, токсикологии и гигиены такие известные ученые, как Н.С. Правдин, С.Н. Аничков, Г.В. Фольборт, Л.И. Медведь, Г.Х. Шахбазян, В.К. Навроцкий, особенно Н.В. Лазарев. Здесь я должен несколько отвлечься и сказать отдельно о Николае Васильевиче Лазареве — исследователе оригинальном и разностороннем, непримиримом борце с косностью в науке, возмутителе спокойствия, большом друге киевских токсикологов и гигиенистов. Будучи одним из фундаторов отечественной токсикологии, автором многих, широко признанных у нас и за рубежом, монографий и руководств, он не был избран в Академию медицинских наук, хотя и был удостоен почетного звания Заслуженного деятеля науки. Но сама фамилия Лазарева значила для медицинской общественности многое. Хотел бы упомянуть о том, что, будучи человеком острым и принципиальным, он внимательно и даже трогательно относился к молодым исследователям. Никогда не забуду, как после защиты докторской диссертации я вынул из почтового ящика открытку со штемпелем Ленинграда. В ней было всего несколько слов: "Прошу не беспокоиться. Ваш труд у меня". И подпись "Н. Лазарев". А затем, о чем я уже узнал позже, им была отправлена в ВАК рецензия на мою диссертацию, которую в привычном понимании функционеры из этого грозного учреждения никак не могли воспринять как рецензию. На одной страничке стандартного листа крупным почерком Николая Васильевича было написано, что работа соискателя и его научные публикации ему хорошо известны, и что как рецензент он их оценивает положительно. А потому считает, что диссертант заслуживает присвоения искомой степени. В итоге, не рискнув потребовать от столь авторитетного эксперта, принципиальность и характер которого были хорошо известны, представить привычную по форме и объему рецензию, работники ВАК удовлетворились столь необычным и более, чем лаконичным авторским вариантом".

Помню, сколь уважительной и одобрительной была оценка этой независимой акции — поступить не "в соответствие с требованием" всесильной ВАК — моими официальными оппонентами А.И. Черкесом, В.К. Навроцким, Д.Н. Калюжным. А Лев Иванович Медведь, высоко почитавший Николая Васильевича, выслушав мой рассказ по этому поводу, эмоционально заметил: "Вот у кого следует учиться принципиальности и независимости! Лазарев — представитель истинной старой гвардии настоящих ученых". Здесь уместно особо отметить, что, несмотря на различия в возрасте и характере предшествующей деятельности, в особенности общения, в привычках и даже во внешнем облике, оба они — умудренный многолетним научным опытом Николай Васильевич и стремительно набиравший силу в ту пору будущий создатель молодой научной школы исследователей в области токсикологии пестицидов Лев Иванович — были во многом весьма схожими. Оба отличались остротой своих суждений, привлекательностью чисто человеческих качеств, популярностью среди молодежи, а, главное, новаторскими научными устремлениями. Я смотрю на давнюю фотографию, где запечатлены участники организованной Львом Ивановичем 1-й Всесоюзной конференции по гигиене и токсикологии пестицидов — этот снимок я поместил во второй книге своих "Запоздалых заметок" и вижу рядом со Львом Ивановичем и Василием Корнеевичем Навроцким в строгом темном костюме Николая Васильевича.

foto

Н.В. Лазарев (1-й ряд, 3-й справа)
с ним академики В.К. Навроцкий и Л.И. Медведь

Рядом с ним его верная сотрудница Мария Львовна Рылова, чуть поодаль хорошо известная как последовательница идей своего учителя, Елизавета Ивановна Люблина. Здесь же киевские почитатели Николая Васильевича — Софья Григорьевна Серебряная, Юрий Соломонович Каган, Юрий Ильич Кундиев, Марта Архиповна Троценко, Елена Никандровна Буркацкая, Евгения Исааковна Спыну, Владимир Степанович Бурый, Василий Ерофеевич Балашов и ваш покорный слуга. Я сознательно перечислил всех поименно, так как могу удостоверить, что киевские коллеги с глубочайшим уважением относились к Николаю Васильевичу, справедливо видели в нем образец истинного исследователя, отличающегося огромной эрудицией, творческой самобытностью, ясностью и достоверностью научной аргументации. А еще и как оригинального автора обстоятельных монографий по актуальнейшим проблемам современной фармакологии, токсикологии, гигиены. Помню, какое впечатление произвел на всех нас, блистательный по форме и интереснейший по содержанию его доклад "Первоочередные задачи и методы гигиенических исследований" на упомянутый выше конференции. В этом докладе меня в частности привлекла аргументация необходимости обоснованного ограничения круга исследуемых веществ, уже не первый раз им высказываемая. Предвидение силы и особенностей токсического действия веществ, еще не изученных с позиций гигиены и токсикологии, на что указывал он в докладе, и сегодня спустя более 35 лет крайне актуально. Идея воплотилась в расчетное и экспресс-экспериментальное обоснование гигиенических нормативов вредных веществ в воздухе рабочей зоны, атмосферном воздухе, воде, что позволило, не снижая надежности нормативов, сократить сроки исследования и сэкономить материальные и трудовые ресурсы.

Этому и ряду других научных докладов, с которыми Николай Васильевич выступал в Киеве в шестидесятых и в начале семидесятых годов, предшествовало его участие в качестве автора в издании, инициатором которого явились Гайк Хачатурович Шахбазян и автор настоящего очерка, "Вопросы промышленной и сельскохозяйственной токсикологии (Киев, изд. "Здоров'я", 1964 г.). Этот коллективный труд украинских и российских ученых целиком был посвящен проблеме токсических воздействия малой интенсивности.

Трудно переоценить роль Н.В. Лазарева в разработке указанной проблемы. Как и С.В. Аничков, Николай Васильевич во многом способствовал развитию представлений об особенностях воздействия на организм химических веществ в низких концентрациях. При этом он обращал внимание как экспериментаторов, так и клиницистов на необходимость дифференциации в патогенезе и проявлениях подобных воздействий повреждающего эффекта от проявления адаптационно-защитных реакций. Так, в одной из работ, датированной 1967 годом, Н.В. Лазарев аргументировал положение о том, что выяснение соотношения между элементами "полома" и приспособительной реакции особенно важно "…при длительном воздействии на организм "вкрадывающихся" раздражителей весьма малой интенсивности". Это же положение, подробно рассмотренное им в упомянутом киевском издании, согласовалась и с теми конкретными материалами, которые содержались в публикациях других авторов данного издания — Л.И. Медведя, Ю.С. Кагана, Г.Х. Шахбазяна, И.Г. Фридлянда, Э.А. Дрогичиной. При этом особое место было уделено принципам. критериям и методам изучения токсических влияний малой интенсивности. Здесь, говоря об анализе возникающих под влиянием вредных химических веществ эффектов, Н.В. Лазарев подчеркивал, что картину интоксикации можно понять только тогда, когда в ней будут разграничены непосредственные токсические сдвиги и "меры защиты" организма. В связи с этим изданием и последующими научными контактами Николая Васильевича с киевскими коллегами хотел бы особо отметить несомненное влияние работ и воззрений Н.В. Лазарева на деятельность токсикологов и гигиенистов Украины. Творческое сотрудничество с ними — самостоятельная тема, которую целесообразно было бы осветить отдельно.

Также самостоятельной является рассмотрение роли Н.В. Лазарева в разработке принципов и методических подходов к проведению токсикологической экспертизы новых химических соединений, вводимых в народное хозяйство. Здесь особого внимания заслуживают его взгляды и рекомендации, касающиеся экстраполяции экспериментальных данных на человека. В своей работе "Некоторые общие и теоретические вопросы промышленной токсикологии" (1964 г.), Н.В. Лазарев убедительно аргументировал необходимость "…сопоставления результатов опытов на млекопитающих животных с данными, полученными на бактериях, насекомых и т.д.", а также необходимость разработки "принципов перехода от опытов последнего типа к практическим заключениям для высших животных и, в конечном итоге, для человека". В значительной мере такая аргументация побудила экспериментаторов-токсикологов, в том числе в лабораториях научных учреждений Украины, провести ряд обстоятельных исследований по этой проблеме. Полученные результаты и последующая эволюция соответствующих представлений в этом направлении также могли бы сегодня явиться предметом отдельного, более подробного, рассмотрения.

Хотелось бы особо одобрить инициативу последователей Николая Васильевича, решивших включать в публикации Лазаревских чтений материалы и тех исследователей, которые, хотя и не являются его прямыми учениками, но в научной деятельности которых многие из выдвинутых им положений получили свое творческое развитие. В связи с последним уместно отметить, что Н.В. Лазарев всегда настаивал на дальнейшем теоретическом осмысливании "…новых проблем, выдвигаемых именно самой жизнью". Он справедливо считал "большой угрозой для дальнейшего гармонического развития промышленной токсикологии тот факт, что многие токсикологические лаборатории вовсе не занимаются исследованиями общего или теоретического характера". Нельзя не согласиться также с его опасением, которое не потеряло своей остроты и сегодня, о том, что поскольку "промышленная токсикологии это уже вполне сложившаяся особая наука со своими, притом четко осознанными, задачами, в значительной мере с собственными методами исследования, с собственной теорией", то здесь, как это не парадоксально, может возникнуть самоуспокоение и застой. Поэтому всем, кто работает в этой области науки, необходимо постоянно искать в ней новые пути и решать новые задачи. Подобные творческие поиски, успехи и удачи на этом пути сегодня — лучшая память Учителю, реальная дань дальнейшему развитию его оригинальных идей, всего его многогранного и столь продуктивного научного наследия.

Общаясь с Николаем Васильевичем, слушая его доклады и выступления в ходе научных дискуссий, читая его публикации, которые появлялись в печати то ли в форме монографий и руководств, то ли в виде статей в периодической печати, меня всегда привлекала наряду с неординарностью и четкостью научных трактовок, литературная стилистика самого изложения, образность формулировок, тонкость ассоциаций, поразительный выбор примеров и ссылок. Если оправданно говорить об особом жанре научной публицистики, близости последнего к художественным публикациям, то Николай Васильевич обладал этим даром сполна. Речь его и печатное слово всегда отличались отменной литературной формой, а в содержании улавливался постоянный и живой интерес к основному объекту научного познания — человеку и среде его обитания. Здесь уместно напомнить, что некоторые известные литераторы, например, французский писатель Андре Моруа, отмечая близость медицины и литературы, точно подметил: "Оба они, врач и писатель, страстно интересуются людьми, оба они стараются разгадать то, что заслонено обманчивой внешностью. Оба забывают о себе и собственной жизни, всматриваясь в жизнь…". Николай Васильевич "всматривался в жизнь", анализируя и размышляя над явлениями и фактами как ученый-аналитик. Своими выводами и оригинальными концепциями, размышлениями и планами он щедро делился с сотрудниками и учениками.

Мой самый близкий друг, увы, рано ушедший из жизни, блистательный ученый и близкий по духу и умению обобщений к Николаю Васильевичу, видный физиолог и геронтолог, академик Владимир Вениаминович Фролькис, оставил после себя, кроме впечатляющего научного, и литературное наследие, в том числе более 100 афоризмов. Приведу три из них. Первый — "Есть таланты творческие, есть талант человеческий. Когда они сливаются в одном человеке — это возвышает всех". Второй — "Есть энциклопедически знающие ученые, у многих из них мозг, как Интернет. Он выдает информацию, но она не облекается в новую идею. Есть ученые, у которых знания переплавляются в новый взгляд на обычные события. Они и делают открытия". Третий — "Научная школа — это не количество учеников, а скорее их качество, объединение их идей проблемой". Думается мне, что приведенное выше не косвенно, а прямо относится к Николаю Васильевичу и его научной школе.

А еще процитирую другого своего коллегу — фундатора и бессменного руководителя Музея медицины Украины профессора Александра Грандо. В недавно вышедшей под его общей редакцией книге "Выдающиеся имена в мировой медицине", авторами которой являются известные российские и украинские историки медицины, он в обращении к читателям поделился раздумьями о том, что неизгладимый след о подвижнических деяниях выдающихся медиков будет оставаться не только в нынешние, но и в грядущие годы. Вот это место из упомянутой книги: "Минуют годы и столетия, появятся новые имена и новые открытия, но первопроходцы в медицине не будут забыты. Они оставили неизгладимый след в медицинской науке, их имена навсегда вписаны в золотую книгу ее истории. Не один раз еще они заставят вспомнить о себе, освещая своим гением и мудростью тернистый путь развития медицины. С полным правом они могли бы сказать "Мы сделали все, что могли, пускай другие сделают больше".

Так мог бы сказать и Николай Васильевич Лазарев.

Спустя годы — вновь Киев, общения и контакты

Память Учителю — и в тех живых воспоминаниях, встречах и общении с ним, которыми делятся сегодня те киевляне, кому посчастливилось участвовать в научных форумах, где Николай Васильевич был основным инициатором и вдохновителем. Сошлюсь на одно из впечатлений, которым недавно поделился со мной Михаил Коршун, кандидат медицинских наук, старший научный сотрудник нашей лаборатории, дважды встречавшийся с Николаем Васильевичем Лазаревым в шестидесятые годы. Первый раз — во время работы упомянутой выше 1-й Всесоюзной конференции по гигиене и токсикологии пестицидов, полимеров и пластических масс, проходившей в Киеве, второй раз — на состоявшемся в Баку (25—26 декабря 1968 года) симпозиуме по проблемам геогигиены.

"В Киеве, рассказывает Михаил Николаевич, по просьбе организаторов конференции вне регламента заседаний Николай Васильевич встретился с ее участниками и поделился своими соображениями об основных направлениях развития токсикологии, необходимости тесного взаимодействия токсикологов и химиков, занятых синтезом новых биологически активных веществ, и связанной с этим избирательной токсичностью и прогнозированием биологической активности химических соединений. Особое внимание было им уделено избирательной токсичности, в том числе на основании поиска корреляции между физико-химическими свойствами веществ и проявлениями их биологической активности, в первую очередь токсичности. Внимание аудитории было обращено докладчиком на сдвиги в организме адаптационно-компенсационного характера, на формирование состояния так называемой неспецифической повышенной сопротивляемости (СНПС) как стадии в развитии манифестной патологии химического генеза. На меня, в частности, большое впечатление произвела и сама речь Николая Васильевича. Это было не нравоучение, а беседа, не вещание оракула, а "раздумья по поводу". И в то же время выступление было образцом логики, четкости в выражении мысли, умения найти самое подходящее, самое адекватное в данном контексте слово. Никаких театральных приемов, жестов, пауз Николаю Васильевичу не требовалось, чтобы донести мысль до аудитории.

Спустя четыре года мне довелось вновь слушать Николая Васильевича — в Баку, где он был одним из организаторов симпозиума (соруководителем симпозиума был профессор Расим Омбаевич Амиров). Накануне — в 1966 году — вышел коллективный труд "Введение в геогигиену", идея которого принадлежала Н.В. Лазареву и где им были написаны введение, заключение и основная глава. Хотя украинские ученые и живо откликнулись на эту прогрессивную идею и представили результаты своих разработок как в "Введение в геогигиену", так и в сборник материалов, вышедший накануне открытия симпозиума (среди авторов были Л.И. Медведь, Ю.С. Каган, Е.И. Спыну), в Баку я был единственным представителем Украины. Руководителям симпозиума удалось создать творческую рабочую атмосферу, в которой все присутствовавшие чувствовали себя желанными участниками, сообщения которых доброжелательно и в то же время требовательно оценивались и комментировались. Николай Васильевич был душой симпозиума, он зажигал всех своей энергией, задором, чутко реагировал на малейшие шероховатости и оперативно добивался устранения всего, что мешало в работе симпозиума. Остается лишь выразить сожаление, что в Республиках бывшего СССР в последующем не поддержали активно инициативу организаторов этого симпозиума, который так и остался первым и единственным. А ведь концепция геогигиены могла бы быстрее трансформироваться в медицинскую экологию, что, в сущности, и произошло в дальнейшем, но с большим опозданием. Как тут не вспомнить замечательное выражение Николая Васильевича, которое можно считать девизом и его завещанием потомкам: "Уже недостаточно думать о предупреждении обусловленных человеческим трудом изменений в воздухе того или иного цеха на производстве или в тех или иных пищевых продуктах и т.д. Геогигиена должна возвыситься до широты кругозора, соответствующей современному уровню производительных сил, и начать рассматривать вызываемые человечеством сдвиги в среде нашего обитания в полном ее объеме, т.е. во всей атмосфере"".

Памятный вечер

У самого именитого толкователя русского языка — врача, писателя и лексикографа Владимира Даля есть несколько определений слова "рыцарь". Одно из них, как мне думается, наиболее точное — "честный и твердый ратователь за какое-либо дело, самоотверженный заступник". Именно такое определение более всего подходит к истинному рыцарю медицинской науки Николаю Лазареву. Он был и ратователем за идеи профилактической медицины — гигиены, которой, по убеждению Н. Пирогова, принадлежит будущее, и заступником молодых, столь преданных этим идеям.

Когда сейчас пишу о нем этот свой небольшой очерк, в памяти всплывает один из давних вечеров в моем доме, где по установившейся традиции бывал Николай Васильевич, когда в очередной раз приезжал в Киев — город своего прошлого. На нарядной скатерти стола стоят чашки благоухающего чая, пахнет домашней сдобой. Седовласый Николай Васильевич в белоснежной сорочке с черной бабочкой и сдвинутыми на высокий лоб очками делится впечатлениями о ранее неизвестных полотнах импрессионистов, недавно пополнивших экспозицию Эрмитажа. Перед ним недопитый во время только что завершенной трапезы бокал красного вина. И я невольно вновь улыбаюсь, вспоминая деликатную Лазаревскую реплику, обращенную к моей жене: "Вы не будете на меня сердиться, Леночка, если дам маленький совет: красное вино рекомендуется немного подогреть". И мы выпили за здоровье гостя и отсутствовавшую Анну Парфеньевну по его же рецепту чуть подогретое закарпатское вино. А за окном стояла желтая киевская осень, теплая и с закатами, такая же, как сейчас, о которой моим земляком поэтом Коржавиным были написаны такие ностальгические строки:

"А над Владимирской горкой
Закаты те же, что при нас.
И тот же цвет, и люди те же
И тень все та же как в лесу…"

Еще вспоминаю, что в тот давний вечер, впрочем, а может быть и в другой, кто-то напомнил и такие строки написанные другим замечательным поэтом — Борисом Пастернаком:

"Ты здесь, мы в воздухе одном,
Твое присутствие, как город
Как тихий Киев за окном,
Который в зной лучей обернут…".

Прошло с тех времен, когда мы часто виделись с Николаем Васильевичем, почти четыре десятилетия. Стремглав проносятся годы. Но крепко запала мысль из одной мудрой книги: "Жизнь — не те дни, что прошли, а те, что запомнились". На этом, пожалуй, закончу свой очерк о запомнившихся годах общения со светлым и почитаемым старшим Другом.

_________________________
1 — По материалам второй научной конференции Лазаревских чтений (Санкт-Петербург, декабрь, 2002)


| Зміст |